каталог

Из чемодана. Запись от 27.09.16

Когда мне было три года, я сделала кое-что очень нехорошее. Я взяла чужую вещь. Брошка в виде вишенки была такая блестящая, красная, настоящая… Удержаться было невозможно.
Конечно же, брошь стали искать, и конечно же, нашли в кармане моей курточки. Помнится, тетеньки-гардеробщицы очень ругались, хозяйка броши расстраивалась (она очень добрая и хорошая тетенька была)… А моя мама ни на секунду не усомнилась во мне. Мне было страшно признаться — и я сказала, что не брала. И мама поверила — мне. И защищала — меня.
Чужих вещей я больше не брала никогда. Но урок был не только в том. Не менее важный и нужный урок для меня заключался в том, что мама всегда на моей стороне.
У меня всегда был плохой почерк. Мама сильно ругалась, заставляла переписывать тетради, и снова ругалась… В шестом классе русичка демонстративно разорвала мою тетрадь. Я не менее демонстративно ушла из класса. Затем вернулась за портфелем, а она не отдала — «Пусть родители заберут!». Мороз -20, а шапка и номерок в портфеле. Ушла домой в одной форме. Честно думала, что мама будет ругаться, и оказалась права. Мама ругалась так, что в школе звенели стекла. Не на меня. На учителя. Тогда я поняла, что даже если мама почему-то на меня ругается или сердится — она все равно на моей стороне.
Это очень помогает жить. Дети не знают, где находятся границы власти взрослых. И им очень нужен кто-то, кто будет за этими границами приглядывать. И именно родители — мама, папа, бабушки, дедушки — должны стать такими пограничниками.
Пограничником быть непросто. Нужно не скатиться в паранойю (Ааа, маленького обижают!), нужно дать возможность ребенку самому уладить конфликт, а может быть, и зубки показать — их тоже нужно оттачивать… Нужно помочь ребенку ощутить эту границу — за которой заканчивается власть взрослого. Ощутить, осознать, научить защищать. Но если моральных или физических сил ребенка не хватает — нужно встать и защитить ребенка самому.
И надо уметь увидеть проблему. Вот это самое сложное. Именно потому что ребенок не чувствует той самой границы, он не может сказать о том, что она нарушена. Взрослый уже давно может топтаться грязными сапогами по душе ребенка, а ребенок просто не знает, что взрослому это запрещено.
Мне трудно быть пограничником. Я не конфликтный человек, и не люблю ругаться. А еще очень обидно бросать то, что начато уже давно. А еще я побаиваюсь всяких там директоров, завучей и прочих учителей…
Границы моего сына мне приходилось защищать дважды. Первый раз — в пять лет, в цирковой студии. Там была очень неудачная тренер, она ругалась на малышастиков — прямо орала. Но сын сказал: хочу быть летающим циркачом, я все выдержу. Продержался год, ничего мне не говорил… Едем на занятие, я вижу — глаза пустые, тоскливые… Что случилось? — Ничего. — Может быть, ты не хочешь на тренировку? — Не хочу. — Совсем не хочешь ходить, или только сегодня? — Совсем… — Из-за учителя? — Да. — Совсем плохо? — Да… — Тогда давай не будем ходить.
Надо было видеть чистое изумление в его глазах.
— А можно?
Можно. Можно не ходить туда, где тебе плохо. Можно искать место, где тебе будет хорошо.
Конфликт с преподавателем домры назревал давно. Славик знал, что я поддерживаю его, поведение учителя мы с ним разбирали и обсуждали, как в той или иной ситуации себя вести, неплохо наточили зубки и самоконтроль… Но в пятницу я поняла, что хватит. Все хорошо в меру, учитель невменяема и намеков не понимает, а сыну на ее уроках просто плохо.
И предложила перевести на другой инструмент. И снова то же чистое изумление в глазах — а так можно?
Можно.
Нужно.
На вокал ребенка взяли. Я говорила с завучем, говорила с вокалистами. Сразу же утрясли расписание. Написала заявление. Все сделала. Сыну не показала, как меня трясло внутри — а вдруг не получится? Вдруг нет бюджетных мест? Вдруг придется все-таки бросать музыкалку?
Все получилось наилучшим образом. Мы шли домой, Славка, как маленький, держался за мою руку, глаза сияли, он что-то говорил, причем не переставая… А мне было как-то очень светло и легко. Потому что мой сын знает, что я на его стороне.
Я не знаю, правильно ли так делать, не начнут ли маленькие хитренькие детки маминой защитой манипулировать, но думаю, не смотря ни на что, слушая материнское сердце, тоже всегда буду на стороне своих малышей.
Не будут они манипулировать, если не уходить в режим паранойи, то есть, не бегать каждый раз, когда «деточку обидели». Для меня спусковой крючок, что надо действовать, а не размышлять — когда ребенок идет в студию или в музыкалку с тоской в глазах. Не с усталостью, не с печалью, а с пустой безнадежной тоской. Каждый раз. В пять лет я этот процесс не поймала сразу, не увидела. Когда до меня наконец дошло — стало очень страшно.
Сейчас поймала ситуацию почти в самом начале — началось все в мае, но каникулы смазали.