На глаза попался гороскоп. Идет год желтой собаки…
Я завидую людям, которые умеют смириться, принять потери, отпустить и жить дальше. Это, наверное, своего рода благодать…
Три недели назад я везла свою девочку умирать. Думала, что не доеду. Все тело сводило судорогами. Сын сидел позади и молчал. А мой рыжий же-ребенок доверчиво осматривался по сторонам. Знаете, я никогда не забуду эти минуты. Пожалуй, они одни из самых тяжелых в моей жизни. Если бы не сын, у меня никогда не хватило бы сил отвезти своего же-ребенка в клинику, прижать ее к сердцу, смотреть как ей бреют лапку и делают смертельную инъекцию. Я умирала вместе с ней. Врач тихо сказал, — она ушла за радугу и пообещал, что я ее увижу, ведь она будет обязательно ждать меня… там, где голубой цвет мягко перетекает в синий…
У моей рыженькой девочки была почечная недостаточность. Три года мы боролись изо всех сил. Некоторые крутили пальцем у виска … это же собака… Зачем столько усилий и денег? Я молчала в ответ. Приходила домой, зарывалась носом в ее теплую шкурку и счастливо улыбалась, потому как она — огромная часть нашего мира. Шкодливый же-ребенок с четырьмя родинками на носу.
Наша младшенькая не ела больше 10 дней. Лежала за диваном, выходила редко. Выла. Дом стал темным и горестным. Только Люськины глаза блестят в углу.
Челси мы кремировали. Косточки ее я забрала. Придет весна, будет моя девочка спать под яблонькой…
Три недели назад я везла свою девочку умирать. Думала, что не доеду. Все тело сводило судорогами. Сын сидел позади и молчал. А мой рыжий же-ребенок доверчиво осматривался по сторонам. Знаете, я никогда не забуду эти минуты. Пожалуй, они одни из самых тяжелых в моей жизни. Если бы не сын, у меня никогда не хватило бы сил отвезти своего же-ребенка в клинику, прижать ее к сердцу, смотреть как ей бреют лапку и делают смертельную инъекцию. Я умирала вместе с ней. Врач тихо сказал, — она ушла за радугу и пообещал, что я ее увижу, ведь она будет обязательно ждать меня… там, где голубой цвет мягко перетекает в синий…
У моей рыженькой девочки была почечная недостаточность. Три года мы боролись изо всех сил. Некоторые крутили пальцем у виска … это же собака… Зачем столько усилий и денег? Я молчала в ответ. Приходила домой, зарывалась носом в ее теплую шкурку и счастливо улыбалась, потому как она — огромная часть нашего мира. Шкодливый же-ребенок с четырьмя родинками на носу.
Наша младшенькая не ела больше 10 дней. Лежала за диваном, выходила редко. Выла. Дом стал темным и горестным. Только Люськины глаза блестят в углу.
Челси мы кремировали. Косточки ее я забрала. Придет весна, будет моя девочка спать под яблонькой…
месяц назад у нас тоже собачка ушла, кошка скучала и ничего не ела.
На днях родители подобрали на улице собачку, у кошки вернулся аппетит.
Ты знаешь — у меня Мейджик умер, он совсем молодой…
Внезапно, дома и конец не предвещало ничего.
Просто так, был парень и вот нет его…
Держись!
Поймут только те для кого собака действительно часть семьи
У нас жил пес, глупый, шкодливый, но бесконечно добрый и преданный, я училась в колледже и какое-то время привозила для него печенье, даже когда его уже не было с нами…
Держись…
Помогает только мысль, что на радуге они здоровы и счастливы.
Твои девки правда стали нам родными.
Я такая пять месяцев назад была, чесно.Теперь мой ЛП забирается ко мне на кровать, а я только ласково ворчу.
Сколько счастья они нам дают.Сейчас пишу сквозь слёзы.Таля, держись.