из чемодана

После истории про Стрекозу я оказалась исчерпанной.

Лечилась — сном и землей.
Клумбы все в состоянии становления, начальный этап требует больших трудозатрат. Полоть не люблю, насилия не выношу вообще, обычно приходится договариваться. Полю регулярно и по «чуть-чуть» — сверх-тщательно кусочки символически 20х20 см. Остальное — по желанию, и чтобы процесс — в радость. Объем прополки еще в целом большой, но могу сказать, я — преуспела. Нет привычного тяжкого нытья, и процесс при таком подходе не отторгает.

Второй момент — продолжая прополку, теперь я отношусь к ней как к Медитации очищения. (Это что-то из ряда Ксюшиных мытых полов.) Убираю сорняк, мусор, лишнее — словно бы изнутри. Перебираю землю в ладонях. Возникает ощущение заземленности и становиться проще дышать.

А третий момент — горестно-забавный. Но хорошо, что я его поняла.
Надо радоваться.

Есть в человеке, видимо, какие-то внутренние механизмы, из которых мы на самом-то деле и состоим. Потому и не осознаем их, не замечаем и не даем им названия. Они механичны, как руки и ноги, и — такая же данность.
И именно они делают уникальными и трудноповторимыми естественные события нашей жизни. Потеря части этого механизма часто не отслеживается, потому что сам механизм естественен и незамечен… А потеря всего механизма навечно лишает человека всего его смысла.


Потеря того, первого сада, далась мне непросто. Сначала я потеряла его в в физическом смысле, а с ним — те самые безымянные душевные рефлексы. Я помню свою любовь к тому дому и саду, к его грядкам, клумбочкам и потайным уголкам. Я помню упругую цельность связанного с ним восприятия мира и я помню утрату… дома, как единственного гнезда, как пристанища. Я помню как я просыпалась в 4 утра и шла полоть эти клумбы. Я помню какие цветы я сажала, как каждое утро встречала новый бутон, как удивлялась, как отдавалась ему, той части мира. Я больше никогда не сажала этих цветов. Я помню, как я принимала его — как мир, как монолит, мою незыблемую данность. И еще я помню, как все это рухнуло, как я цеплялясь, и как от боли я сходила с ума. Выиграв последний суд, я поехала… я была в нем единожды, но он умер. Он был не тот, и я уже была не та. Эти люди так хотели уничтожить нашу с ним взаимную принадлежность, так старательно убивали меня в нем, что — преуспели. Меня в нем — не стало. Парадокс в том, что этим они убили и сам дом, и сад, постепенно растоптали и разорили его… Там все стало отравлено.
Я начала все в другом месте, с нуля. И только потом обнаружила, что та светлая радость, та цельная и правильная картина мира и дома, прочность как данность — исчезла. Другое место так и осталось другим. Фанатизм в отношении цветов и цветников — исчез. И ожидаемое ощущение домашней защищенности — не сформировалось.«Я дома, дома!»… теперь это тотальное чувство редко посещало меня и под одеялом. И вот только сейчас отпустило немного, и стало возникать ощущение дома уже у калитки. И на кухне я перестала так громко слышать карающий материн голос. И (не поверите) — я почти перестала вздрагивать от мысли, что кто-то может прийти выгнать меня и отсюда. Одновременно перестала так сильно мерзнуть и задыхаться. Вот так запечатлелась эта боль, сломался механизм, и вот так он медленно лечится — временем… Хотя, наверное, должен лечиться быстрее.
Берегите свои сады от чужаков!

А вот мой сад сейчас. Прошу не судить его строго, дожди у нас, все сыро и скромно и в целом особенного ничего, но… хорошо.

Просто сад.




Мое место для «прополочных» медитаций.


Коллекция хост.


Нежный, разбитый дождем ирис.


Беженец соседский, сам перебрался через забор. Отцветает уже.


Изнеженный тепличный укроп.


Самая первая, тепличная, ягодка клубники, еще не съеденная Мусей.


Намек на первые, первые-первые помидорчики.


И первые-первые ранетки.

И теплится надежда, что они те самые, с прозрачной мармеладинкой внутри.

11.06.16