Приползаю вчера домой вечером. Глазки в кучку, очки набок, волосы дыбом, дочка на руке висит, как на качеле, прикольно ей. Муж в ужасе кидается ко мне:
— Лена, что случилось?
— Меня обидели.
— Кто?
— Сорок девочек и один мальчик. И еще две тетеньки.
Муж меня обнял и стал гладить по головушке, сразу стало легче.
Как было дело.
Приходим на танцы. Генеральная репетиция всех включая мам, которые вызвались помогать. Через неделю на сцену, если что, ага?
Вот незадача! Две мамы из четырех не пришли. Как и их детки.
Тренер в шоке — как быть, что делать, мы неготовынеготовынеготовы. Ух, как же я хотела посидеть в зале и посмотреть на танец оттуда! Но. Но две мамы не пришли.
Вздыхаю и заявляю: Но учтите, я резерв!
Идем в зал. В зале сорок девочек и один мальчик (это еще тринадцать человек не пришло!!!). Они орут, визжат, не слышат никого и ничего кроме себя, виснут, как обезьянки на станке, диванчике в углу зала и батареях! Батарея там знатная — в рост человека, из толстых труб, на ней аж трое повисли. Иду снимать. Убегают и хохочут. Зову. Дразнятся. Про себя поражаюсь невоспитанности непосредственности девочек и, понизив голос, заговорщечески говорю:
— А вы знаете, почему батареи горячие?
Девочкам становится интересно, вижу — не знают. Начинаю рассказывать, дети стихают, подходят — ну интересно же!
— В батареях течет водичка. Быстро-быстро течет. Кто догадается, она холодная или горячая?
— Горячая!
— Правильно. И не просто горячая, а прямо-таки кипяток. А кто догадается, что будет, если кто-нибудь залезет на батарею, и та вдруг не выдержит и отломится. Куда побежит кипяток?
— В комнату! Наружу!
— А если он попадет на того, кто сидел на батарее и тех, кто стоит рядом?
Личики тех, кто сидел на батарее, вытягиваются. Остальные предлагают варианты один страшнее другого (фантазия у деток богатая)
— В общем, если кто-то захочет залезть на батарею еще раз — вы меня предупредите, хорошо? Я подальше отойду, не хочу в кипятке купаться.
Почему-то туда больше не лазили.
Зато лазили между стоящими в углу матами, прыгали по станку (предварительно уточнив, не батарея ли это), пытались сбежать из зала (просто так, чтоб за ними гонялись). Все это время тренер, я и еще три мамы должны были одеть этот кусочек броуновского движения в костюмы (первая репетиция в костюмах!), проследить, чтобы детки эти костюмы не порвали и не испачкали (для стирки они не предназначены), а также проследить, чтоб детки не угробились.
Человек пять, не больше (ура, моя дочка в том числе) дисциплинированно встали на свои места и стоят — все носятся вокруг. И орут. Нет, не так. ОРУТ. Ну правильно, как же это можно бегать — и не орать?
Переодели. Начался танец. Дочь танцует не на зал, а на меня (мама видит?). Встаю в сторону зала. Так лучше. Стараются. Номер серьезный, танцуют хорошо. Два прогона в костюмах, раздеваем обратно. Хаос возобновляется. Центр выдают мне, говорят, посидите в раздевалке, прогоним кусок с малышами. Выходим. Половине девочек тут же требуется пописать. Вот прямо тут. Помогаю по-очереди шести девочками выбраться из гимнастических купальников, запускаю по одной в туалет. Затем принимаю на выходе, помогаю втиснуться обратно в купальник. Потом моем ручки. Остальные восемь в это время бесятся и норовят разбежаться. Ловлю, возвращаю. Упихиваю всех в раздевалку и сажусь на пол на выходе — пусть творят что хотят. Моя дочка тут же залазит ко мне на ручки — целоваться! Вижу, ревнует слегка.
Затем пять девочек постарше решают, что единственный в коллективе мальчик — это очень прикольно. Он с радостью включается в игру, однако уже минут через пять ему становится не до смеха — впятером, каждая крупнее его, зажимают в углу и щекотят, пытаются ездить на нем верхом и вообще затюкали. Пытаюсь ловить девочек — не слушаются, их слишком много. Дочь спрашивает: «У них что, старших братьев нет?» Ну да, она-то уже нащекоталась и наездилась, брат — хорошая штука!
НАконец до меня доходит. «Леша», — говорю, — «Иди сюда». Мальчик подбегает, на лице обида, думает, сейчас его ругать будут. «Это не я! Они сами!». Беру его за руку, сажаю рядом. Свою дочку — буфером между ним и остальной раздевалкой. «Я знаю», — говорю, — «Сядь, отдохни, сюда они не полезут». Сидит, отдыхивается. Весь мокрый, умученный… Моя дочка трогает его за лоб: «Они тебя замучили? Ты весь мокрый и липкий. Принести полотенце?» — мальчик кивает. Сидят потом, о чем-то говорят. Шум, кстати, на пару десятков децибелл упал — видать, друг друга дергать не так интересно.
Потом младших выпустили, центр в зал зашел. Опять, как обезьянки, висят на станке, прячутся в матах, лезут на подоконник…
Иду на крайнюю меру. Честно предупреждаю заводил, что я ябеда и буду ябедничать на них их родителям. Кто-то смущается, кому-то пофигу.
Танцуют. Жду. Все. Переодеваться и домой!
Выползаем в холл. Ябедничаю мамам (тех девочек, кому обещала. Надо же обещания выполнять). Негромко, но про каждую (слышит мама и ее дочка). Вот эта девочка меня не слушалась. Вот эта девочка не слушалась никого.
Одеваемся. Смотрю — Леша моей дочери обуться помогает! Потом просит за дверь без него не выходить, там опасно! Вышли на крыльцо — я, папа Леши и наши детки. Леша Алене: Ты сюда отойди, там сосулька может упасть. А ты в какой стороне живешь? А я вон там. Не упади, тут скользко…
Переглядываемся с папой Леши. Папа в легком офигении… Я: А всего-то надо в нужный момент подать полотенце… Ну и оказаться очень доброй, милой, спокойной и заботливой на контрасте с доставучими врединами!
В общем, у Аленушки одним поклонником больше.

PS Пока писала — узнала новость. ААА! У друга дочка родилась!!! Сегодня ночью!!! Уррраааааааа!